Нацбест нельзя было бы назвать толерантным конкурсом, если бы в списке не было бы ни одной «тематической» книги или хотя бы не был бы представлен хоть один «темный» автор. Книга писательницы и криминального корреспондента Леры Грант вышла в серии «Более другое» (Минск). Можно считать, что с этой позицией у Нацбеста все в порядке. Те, кто думает, что в книге Леры Грант «Среда» (она обозначена автором просто как «проза») речь пойдет о взаимно разбитых женских сердцах, лицах и гитарах, пусть возьмут с полки другой пирожок или отправятся на «тематический» квартирник, где «девчонки» споют, вдарив по струнам, душераздирающие песни подобного содержания. В центре книги – история отношений «мальчиков»: один – художник-аниматор, другой – прокурор. Странная, болезненная привязанность будущего прокурора к андрогину Фи началась еще в школе. «Вся столовая смотрит на Фи. Еще бы. Ведь Фи – воплощение красоты и порочности. Пухлые губы, серые холодные глаза, светлые волосы, которые, когда Фи не двигается, красиво лежат на плечах, закрывают костлявые ключицы. У Фи очень тонкие, хрупкие запястья, с такими нельзя кататься на роликах…» Талантливый с детства Фи – сын богатого художника и модели. История их жизни и появления этого Фи на свет рассказывается изящным, каким-то летящим языком – и, невзирая на гламурно-трагический сюжет, пусть не вызывает сочувствия, но не вызывает и отторжения: зато замечаешь изящество слога. В стилистике Леры Грант много иронии и тонкого юмора, и очень точно передается особая стилистика и специфический «акцент» андрогинов (язык не поворачивается в рамках этой книги назвать их как-то иначе). Гибель героя (Фи погибает) подается в прозе с такой степенью отстраненности, достоинства и такта, что не остается места для всяких пошлых сопереживаний и сочувствий. Версию «смерть героя» считаю лучшей в книге. Вернее, не саму смерть, а ее восприятие и принятие любящим. Чтобы вы не сомневались в силе этой любви, приведу такой пример. Главный герой не только любуется этим Фи и восхищается им как художником, а, представьте себе, стоит у гладильной доски и гладит ему шорты. Прокурор! Представляете? Можете ли вы представить, чтобы прокурор (!), какой бы он ни был влюбленный, гладил бы трусы – бабе! К смертельно больному Алону приходит девушка-сиделка. Она журналистка. Действие закольцовывается, так как автор помещает во вторую часть книги криминальные хроники, написанные самой Грант в период работы в газете «Смена». Зачем изобилующие всякой «жестью» газетные статьи, которые очень хорошо читались бы во время поездки в поезде или электричке, издавать чуть ли не отдельной книжкой – не очень ясно. Можно разве что провести такую параллель, что сочувствовать жертвам чрезвычайных происшествий и прочих социальных коллизий также непросто, как и сопереживать персонажам повести. И те и другие – какая-то параллельная жизнь, наподобие голограмм, переданных космическими сигналами.

Если бы на титуле вместо среды написали четверг, ничего бы не изменилось. И вообще, случись так, что в момент производства этой позиции сгорела бы типография, тоже ничего бы не изменилось в культурном пространстве, потому что и сама книжка и ее автор находятся за его пределами. Да нет, это вообще наглость, бестактность и дурновкусие номинировать такие книжки на национальный бестселлер, — это просто неуважение к русской литературе. Проза! Видим, что не поэзия, впрочем, и не проза тоже. Что это? Да ничего. Это просто такая современная тенденция, когда разные газетно-журнальные борзописицы – журналистки, публицистки, кретинкестки и прочая жирная и худосочная продажная сволочь – лезут со своими писюльками в прозаики. Твою мать! Этим коровам и в головы не приходит, что литература это искусство, а не диванное рукоделье. Лера –то Грант об этом совершенно точно не подозревает, иначе она бы не пыталась выдать свои репортерские очеркушки из старой периодики за прозу. Трогательная наивность! Она считает, что, если газетный текст перенести под обложку, то он превращается в малую форму романа, так же, как, если бабушка начнет ходить как дедушка в баню в мужской класс, то у нее тоже хер вырастит. Увы! Не вырастит! Да ее туда, во-первых, и не пустят, потому что голая полоумная бабушка никого там не обрадует. Да еще с тошнотными рассказками про гнусных пидорасов. Ну, это же надо додуматься! А? (Спринцовок у него было две, что бы в попу? Ух, классно! В попу…) Тьфу-у! То есть, ничего гаже и вообразить невозможно. Еврей – прокурор – пидорас, — это хоть смешно. А садомит, обнаруживаеющих демонические свойства, — выброшенный из окошка с какого-то двузначного этажа кремированный и закопанный, он по-прежнему болтается среди живых! Ну, не бред ли? Короче, разнузданная эротическая фантазия взбесившейся нимфоманки. Словом, поскольку тема ебли, да еще в попу, раскрыта не полностью, не может этот текст претендовать на высокое звание национального бестселлера!

Лера Грант «Среда» Плох тот журналист, который не мечтает стать писателем. Наверное, это так, потому что способствует отработке индивидуального журналистского стиля. Журналисту полезно, но это его личное дело. Полезно ли это читателю, интересующемуся не только публицистикой, но и изящной словесностью, кроме газет, желающему читать ещё и художественные произведения? Разве обязательно все свои опусы и упражнения печатать под гордым названием «Проза»? И почему, собственно, «Проза»? Чтобы отличить от поэтического творчества того же автора? Или для того, чтобы как-то назвать наспех собранные под одной обложкой незаконченное прозаическое произведении о персонажах неопределённого пола и газетные публикации на разные темы (типа «На Настю упала плита», «Бойня на Сенной» или «Яне подарили океан любви»), даже некрологи. Что их может объединять? Правильно, — то, что потрясло господина Журдена, узнавшего, что, когда он кричал служанке: «Николь, подай туфли и ночной колпак», из уст его исходила чистейшая проза. Извините, конечно, но надо быть честным и не называть литературой то, что литературой не является. Публицистика ничем не хуже, если она не притворяется чем-то другим, так же как зверёк по имени кролик ничем не хуже зверька по имени норка, а вот кроличья шуба «под норку» не вызывает ничего, кроме жалости. И ещё одно замечание. Конечно, любой автор вправе выбрать любой псевдоним, тем более если фамилия неблагозвучная или вдруг совпала с уже известными именами, но по какой-то таинственной причине среди номинантов этого года многовато персонажей со звучными, громкими или таинственными псевдонимами. Не уверена, что эту публикацию стоило включать в список номинантов премии «Нацбест». Очевидно, более естественным было бы участие этой книги в конкурсе, проводимом среди журналистов.