Умный Фигль

Самый большой дефицит в современной русской литературе – это умный текст. Я не хочу никого обидеть, у каждого автора свои достоинства, но когда вы читаете Пелевина, то чувствуете: он не просто начитан и не просто умеет придумать каламбур; он умен в каждой фразе, в каждом повороте сюжета, в каждом эпитете, в каждой шерстинке лисьего хвоста. Умен и насмешлив, насмешлив и умен. Нечто подобное я чувствую, читая загадочного автора с идиотской кличкой вместо псевдонима (будем называть его Ф.-М.). Холодно-ироничный, ровно-насмешливый, точно-выразительный, начисто лишенный иллюзий, стопроцентный сноб без страха и упрека, без гендерных и возрастных признаков, с кучей фобий, зато без особых пристрастий, неуязвимый и, в сущности, беззащитный.

«Фильмы» – текст не только умный, но и сложный. Чтобы разобраться в отношениях действующих лиц и оценить по достоинству композицию, его надо прочесть несколько раз. На небольшом пространстве развернут мощный полифонический роман: не менее семи полноценных независимых голосов (один из них – собачий) по очереди излагают свои мнения о жизни, смерти, образовании, преступности, истории, политике, литературе, Каине, Сулле, Константине Леонтьеве и т. д. Однако главное здесь – это продуманная система точек зрения («аспектов»), при которой каждый оценивает другого иначе, чем другой оценивает себя. Или даже так: каждый не знает каждого. В результате у читателя, если он распутает все узлы, останутся большие возможности для самостоятельных решений и оценок.

Что касается кино, то один из героев – кинокритик, другой – что-то вроде киномана (во всяком случае, точно шизофреник со справкой), и в их диалогах имена разных Клузо и Ромеро свистят, как пули у виска. Список упоминаемых и подразумеваемых фильмов весьма велик, и я, например, не смотрел из него и десяти процентов. Соответственно, некомпетентный читатель вроде меня наверняка пропускает что-то в запараллеленном с фильмами сюжете романа, а также оказывается не способен по достоинству оценить некоторые его образы: «Елена Юрьевна в роли и. о. завуча смотрелась как Скарлетт Иоханнсон, если бы ту, втиснув в амплуа Джоли или Моники Белуччи, отправили спасать мир красотой и гранатометом». Но мне почему-то кажется, что все это неважно и что книга может произвести впечатление даже на кинофоба, если таковые есть в природе.

Еще здесь очень много разговоров о судьбах. Главная героиня Саша (178 см. плюс каблуки, «задранный нос, прямая спина, собака под мышкой»; дамочка, по авторитетному свидетельству, «не в силах вообразить, что на свете есть кто-либо краше нее») справедливо констатирует, что «размышления интеллигенции о судьбах интеллигенции уже достали». Поэтому размышления о судьбах перемежаются демонстрацией необычных поворотов этих судеб. Например, брат сдает брата в лечебницу для наркоманов, и дальше следуют убойно-трагикомические сцены из жизни сельскохозяйственного исправительного лагеря, совмещенного с военно-полевым борделем.

Наряду с этюдами о нравах роман представляет собой очень хитро закрученный многотрупный детектив, в котором понять, кто убийца, удастся далеко не каждому читателю (вот интересно: то, что я сейчас написал, – это реклама или антиреклама?).

Темой, объединяющей «диалогический роман» и «снобский детектив», оказывается безумие. Каждый из героев сходит с ума по-своему. Есть шизофрения, есть паранойя, есть наркомания, есть мания величия, есть бред ничтожества, есть подростковые комплексы, есть разновозрастные депрессии, – добро пожаловать в примерочную! В романе о тотальном сумасшествии, о том, что нормальных людей не бывает, нормальнее всех выглядит собака главной героини, восьмилетняя гладкошерстная такса Корней. Он умеет ругаться матом, разбирается в Дао, знает, сколько томов в словаре братьев Гримм, он – «пацан в уважухе» в своем дворе, он дает себя погладить только тем, кому стало совсем плохо, а на остальных рычит. Корней ведет постоянные диалоги без слов со своей хозяйкой и, разумеется, готов за нее погибнуть. А еще он ищет Песьи Вишни, от которых открывается Суть Вещей (и в самом финале находит, похоже, нечто совсем иное). Такой обаятельной собаки в русской литературе, по-моему, никогда не было, Каштанка курит в углу. Ради одного Корнея стоит прочесть эту книгу. Правда, для этого Ф.-М. должен найти издателя, что будет совсем не просто. Попробуем ему в этом немножко помочь.

Роман построен столь затейливо, что, обнаружив через час чтения неспособность удерживать все одновременно сложные переплетения в правильной последовательности и верных взаимодействиях, пришлось взять листок и ручку и написать себе шпору: кто есть кто и кто к кому какое имеет отношение. Стало немного легче. Роман расписан по ролям, вернее – по лицам, их пятеро – этих «неслиянных голосов», и они сменяют друг друга: Корней – Шизофреник – Херасков – И Гриего – К.Р. Их именами названы маленькие главки, они располагаются в хаотическом порядке – голоса (лица) непрерывно сменяют друг друга, все это создает эффект движущейся картинки. Кинематограф не прекращает присутствовать в романе зримо и незримо. Смолоду идущий против течения главный герой Херасков – кинокритик; к тому же он еще и ведет спецкурс про кино в пансионе для девочек; в учительской этого заведения учителя все время обсуждают сериалы и детективы; И Гриего смотрит по ящику фильмы про оперов. Шизофреник едет в автобусе: все, увиденное им сквозь окно, приобретает «саднящую кинематографичность». Даже пес не лишен кинематографического взгляда: «все вместе мы смотрелись, хоть «Оскара» давай. В номинации «самая злая пародия на Скорсезе». Реплики из к/ф, ссылки и кинематографические аллюзии в сочетании со своеобразной композицией текста, видимо, должны смастерить художественную реальность более близкую к кино, чем к литературе. Шпаргалка, которую я написала для себя, чтобы сохранить и не упустить ни одной из сложносплетенных нитей сценария – то есть действия романа, выглядела примерно так: Херасков – кинокритик (ведет спецкурс у девчонок); он же – «хахаль» жены К.Р. – хозяйки таксы Корнея. И Гриего – торчок, младший брат К.Р., отбывает трудовую повинность в ЛТП армейского типа для торчков, где знакомится с неонацистом доктором ГЭ. К.Р. (Константин Романов) – директор «элитного пансиона», занимается подпольной деятельностью, тайный агент «Конторы», старший брат И Гриеги, муж хозяйки Корнея. Шизофреник – живет в одном доме с К.Р., ведет по телефону беседы с Херасковым о родине и о кино. Считает Хераскова своим единственным другом, хоть ни разу не видел его в глаза. Все эти лица состоят друг с другом в сложносочиненных отношениях и связаны не всегда явными, а иной раз скрытыми даже от себя самих связями. В центре этого четырехугольника следует поставить даму. Ее образ здесь подается не напрямую, а через ее собаку Корнея, который в общих сложных перепитиях и интригах не взаимодействует, зато честно выполняет роль резонера и украшает собой экран. Это отнюдь не мелодрама и далеко не комедия. Здесь действуют хоть и скрыто – неонацисты, тайные агенты и провокаторы, зарезан издатель журнала «Знаки», в благородном элитном пансионе для девиц также происходит загадочное убийство. Не последнее – впереди еще одно – по другой линии – с мощным экзистенциальным и роковым подтекстом. Роман с самого начала следует читать предельно внимательно, не отвлекаясь на сознательное авторское забалтывание, чтобы отвести ваш взгляд от главного – от того, что может быть важным – и очень важным в дальнейшем. Главная задача читателя – крепко удерживать все нити повествования, вовремя их перехватывать, чтобы не запутались, и тогда все картинки встанут в правильной последовательности. Также вас ожидают тончайшие филологические изыски и нюансы: здесь и «попугай Флобера», и Луций Корней Сулла, и Софокл с Плутархом, и как пишутся Фивы по-английски. Повеяло давно забытым духом кафедральных кулуаров. Впрочем, хозяйка Корнея, стерва «принцесса», ведет занятия всего-то в Кульке и люто ненавидит и студентов, и преподавание. «Преподавание – это сочетание неприятного с бесполезным» — заявляет она, истово чморя и петуша своих учащихся. Голимо слышать! Внутри радуюсь, что вот для меня-то все наоборот: преподавание – это полезное лакомство. Бывает и такое. Финал романа очень мощный и неожиданный, но приходится отдавать себе отчет, что если бы я не находилась «при исполнении», то ни за что не добралась бы до него (см. все отличительные особенности текста выше). Так бы и отбросила рукопись подальше, наглухо запутавшись во взаимоотношениях всех этих «киноманов» (бу-га-га) с вычурными именами.

Высокоталантливый,литературно-профессиональный бред полуобразованной, очень закомплексованной, чрезвычайно нервной женщины из Достоевского. Кажется, Платон говорил о Гераклите: «Я очень мало понял из того, что он говорил, но то, что я понял было прекрасно. Из этого я делаю вывод, что то, чего я не понял, было так же прекрасно». Боюсь, что в случае Фигль-Мигль мне следует сказать так: «Я ничего не понял из того, что она сказала. Предполагаю, что если бы я хоть что-то понял, это было бы отвратительно», из этого я делаю вывод, что даме следует поставить кол. То есть, один балл. Если абсолютно непонятная и неприятная книга читается с интересом и напряжением, то это значит, что это – книга, это – литература. Тогда встаёт вопрос, что такое литература? Юмор у Ильи Фролова лучше, чем вымученные шутки ленинградской интеллигентки, в лексиконе которой появилось такое богатое слово, как «жопа». Мысли у Рубанова (если они есть) фундированнее, интереснее, чем дешёвые парадоксы питерской достоевщины Фигль-Мигль. Наконец, Проханов гонит идеологическую пургу с большим драйвом. Вот здесь оговорюсь. Это-то как раз достоинство, а не недостаток Фигль-Мигль. Потому что Проханов гонит пургу, чтобы понравиться определенному социально-профессиональному слою, а Фигль-Мигль гонит свою пургу, чтобы не понравиться никому и в этом преуспевает. Однако чем берёт Фигль-Мигль? Структурой. Она очень хорошо знает закон композиции, а значит и литературы. Важно не «что» и не «как», а «что после чего». Этим она владеет в высшей степени. Пять персонажей, пять голосов, резко отличных друг от друга (чтобы не сказать, враг от врага), узнаваемых, рассказывают каждый свою историю. В центре всех их историй оказывается главная героиня, вероятно, весьма автобиографическая, Принцесса – преподавательница питерского вуза, интеллигентная стерва, к которой автор испытывает симпатию. У некоторых читателей такая симпатия возможно тоже возникнет. У меня нет, не возникло. Повторюсь, каждый из голосов: Корней (такса Принцессы), К.Р. (её муж, директор элитного учебного заведения для девочек, по совместительству американский шпион), Херасков (любовник Принцессы, кинокритик), И Грие (брат шпиона, наркоман), Шизофреник (сосед Принцессы, шизофреник) – узнаваем. И все, а не только Принцесса, кто попадает в их истории так же узнаваем и характеристичен. Лучше всего у Фигль-Мигль получилась такса. Неплох наркоман из-за удачно применённого анжабемана в прозе. Он ставит точки не там, где следует. Получается верный. Образ искажённого, затруднённого. Восприятия мира. Мир самой Фигль-Мигль держится на двух китах: обида и раздражение. Может, потому он мне и непонятен, что её обида и раздражение уж очень от меня далеки. Я не понимаю, почему надо так злиться на человека, если он не знает, что не Достоевский написал письмо Александру III с просьбой помиловать цареубийц и убийц его отца, а Толстой. Не знает и не знает. Потом узнает. Или, вообще, не узнает – невелика потеря. Шекспир вон не знал, что Богемия (Чехия) НЕ расположена на берегу моря. И что с того? Фигль-Мигль плоть от плоти той полуобразованной интеллигенции, которую так неистово, с таким вкусом и смаком презирает и ненавидит. Проверка простая: по-настоящему образованный человек никогда не будет унижать и обижать не-образованного. Спокойно объяснит, если тот чего-то не знает. Образование это ж вроде богатства или силы. Настоящий богач никогда не будет презирать и обижать бедняка. Настоящий силач никогда не будет презирать и обижать слабого. Однако, это уже воспитательные моменты, хотя подвоспитываться никому не вредно, в том числе и талантливым писательницам, умело скручивающим полупародийные, бредовые, остросюжетные тексты. Один балл.

История этого писателя, публикующим свои произведения под не самым изящным, даже грубым псевдонимом, на премии Нацбест длинна и сложна. Побывав номинантом но не став победителем, напечатал-таки он своё «Щастье» и взялся за новый шедевр. И вот терпение и упорство вознаграждено — новое произведение писателя перед нами. Сказать:: «Новый Гоголь явился», — мы пока всё-таки не скажем: и во времена неистового Виссариона, и тем более сейчас Гоголи не «растут как грибы», но писатель Фигль-Мигль (каждый раз испытываю неловкость, называя его по имени) написал уже ВТОРУЮ хорошую книгу, а это, согласитесь, труднее, чем создать ОДНУ прекрасную. Прихотливо сменяют друг друга размышления-рассказы от лица нескольких, поначалу таинственных персонажей, часто обозначенных забавными псевдонимами: таксы Корнея, Принцессы, её мужа, он же К.Р., хахаля, он же Херасков, завкафедрой, И Гриего, Шизофреника. Мастерское переплетение обрывков чужой жизни, откровений, явленных во внутреннем слове персонажей и, наконец, намечающиеся и порой случающиеся встречи, разнообразные события и отношения, взаимосвязь и взаимозависимость. Лично мне эта повесть показалась очень кинематографичной, слегка по-постмодернистски клиповой и не только потому, что герои часто говорят о фильмах, цитируют их, учат детей. являются синефилами и профессиональными кинокритиками. Кинематографично описание, взгляд автора, как бы преломляющийся через объектив кинокамеры, а голос повествователя (повествователей) идёт как бы из-за кадра. Озорной и одновременно изящный слог, богатая палитра языковых средств, необычные словосочетания, оригинальные суждения, описание характеров и поведения героев выдают женский ум, женский взгляд на жизнь (будет странно и жалко, если ошибусь). А если я права, то было бы жалко, если бы героиня по имени (данному ей собственной таксой) Принцесса оказалась похожа на автора, уж больно несимпатичный персонаж — самовлюблённый, невоспитанный, заносчивый, скандальный, оскорбляющий коллег и студентов. «Я Человек из Университета», — заявляет («верещит») она, компенсируя этим свой комплекс неполноценности. Конечно, из Университета, а тебя – в Кулёк, на кафедру эстетики, где бывшие марксисты-ленинисты. как это пережить?! Хотя никто не заставляет, зачем, при очевидном благосостоянии и лютой ненависти к преподаванию ходит эта дамочка на работу, где раздаёт всем затрещины направо и налево? Самоутверждается за чужой счёт? Даже студенты недоумевают, что уж говорить о читателях. «Ты так любишь эти фильмы» настолько увлекает, его настолько интересно читать, что, право, не хочется писать о недостатках. Однако придётся. Мастерски закрученная интрига, правда, не имеет достойной развязки, несмотря на намёки и, казалось бы, всё объясняющие детали. Но эти детали постоянно ускользают. Читатель вообще-то не обязан напрягаться, держать все подробности и детали в уме. Его уважать надо. Не каждый ведь будет читать книгу взахлёб, кое-кто откроет её, а потом отвлечётся, отложит на пару дней – и где тогда эти детали держать? Перечитывать заново, что ли? А кто-то махнёт рукой, отложит до лучших времён, а то и вовсе не вернётся. Намёки – намёками, но всё хорошо в меру. В смысле детективности сюжета обещано было больше, чем дано, однако даже это кажется простительным, потому как понимаешь, что детективная линия здесь не главное. В целом книга имеет всё, чтобы стать бестселлером, и даже национальным. Даю три балла.

Фигль-Мигль — это как бы отечественный Джонатан Сафран Фоер. Давно б уже пора такому появиться. Пишет легко, но не забубенно, и не закидонисто, и не так, чтобы критики, подозрительно присвистнув, говорили «автора несёт». Нет, не так: а остроумно, в каждой фразе находчиво, и порой язвительно, но опять-таки не зло. Видно, что энергии у автора много, и что обходиться он с ней умеет. И что не косит ни под какую чрезвычайную стилистику. И при этом пишет о важном; да ещё и полностью лишён пошлости и банальности, потому что человек умный. Много житейских, пушкинских афоризмов (например, насчёт того, что круто на парадной лестнице, а что с изнанки, или придаточное предложение «и никто уже не знает, сколько зла было в её смирении»)… И Шизофреник у него такой убедительный, правдоподобный… Вот я хвалю-хвалю, а мне в Фигле-Мигле чего-то не хватает. Простите! И в Сафран Фоере тоже. И я даже не буду пытаться огород городить — чего не хватает именно. Наверное, это мои проблемы, а не Европы.

Один балл, пользуясь положением о конкурсе, отдаю произведению Фигль-Мигль «Ты так любишь эти фильмы».

По виду типичная интеллигентская проза с массой кинематографических, литературных и филологических аллюзий оказалась подвижной, чутко сканирующей несколько граней текущей реальности. Повествование разбито на монологи различных действующих лиц, включая таксу, и каждый кусок текста специфичен, «авторизован» конкретным персонажем. У каждого – своя повествовательная функция (один склонен к наблюдению, другой – к действию, третий репрезентирует измененные состояния сознания), между повествователями поделены типичные интеллигентские культурные и политические фобии, различаются и не точки даже, а горизонты зрения – от естественного до сконструированного, пародийного. В этой нарезке почти нет искусственности: автору дано прочувствовать и соответственно – на лексическом, оптическом, поведенческом, цитатном и пр. уровнях — передать умонастроение и мироположение каждого повествователя. В тексте есть немало других достоинств: в частности, репрезентация мышления, говорения и поведенческого рисунка новых интеллигентов (как бы они сами себя ни позиционировали), в чем-то отличных от классических говорунов советского розлива, но в чем-то, через поколение, возвращающихся к классической типологии.

Соответственно, — один балл я отдаю этому произведению.