В топку

Актуальные художники Александр Бренер и Барбара Шурц (Паника) – абсолютные нонкорфомисты. Левее них только стенка и группа «Война».

Коллег они презирают. Для них и Монастырский кадавр, и Кулик торгаш, и «Синие носы» муравьи, и Авдей отрыжка. «Мы не Осмоловский в джипе и не Маурицио Каттелан на пляже. Мы бродяги, мы не принадлежим ничему и никому, мы – прах, мы – элементалы, мы – пестрые скоты Заратустры». У них нет друзей, зато есть кумиры, которым надо молиться: Франсуа Вийон, Артюр Рембо, безумец Вацлав Нижинский.

Они искренне, от всего сердца протягивают этому миру руку, предварительно в нее насрав.

Позиция беспроигрышная, возразить им нечего – не в последнюю очередь потому, что отлично знающие постмодернистские правила игры авторы не забыли ввести в свой текст возможную критику со стороны филистеров: никакие, мол, вы не художники, а просто завистливые бездари; никакие, мол, вы не радикальные, а инфантильные и ищущие внимания. «Это были обычные обвинения в наш адрес».

Я хочу сказать только одно: обычные и банальные обвинения в адрес этой пары абсолютно верны. 2х2=4, Бренер и Шурц – завистливые бездари, они инфантильны и ищут внимания. И давно пора придумать для обозначения их занятий какое-нибудь иное слово, чем «художник».

О содержании книги можно догадаться, даже ее не читая. А. и Б. болтаются по Италии, совершают провокации и мелкие противоправные действия. Вообще говоря, они ведь воюют не с социумом, а с его частью – с Музеем, особенно – с музеями современного искусства. Бьются уже лет двадцать. Музею, понятное дело, хоть бы что. В новой книге – та же беда. Старой культуре ничего не делается: украдешь Капитолийскую волчицу – поставят новую, взорвешь Пантеон – починят.

Взрывают они, понятно, только в мечтах, а в реальности – выбивают шампанское из рук участников фуршетов, испражняются, мешают музыкантам, – в общем, ведут себя, как кот Саймона, который хочет, чтобы с ним поиграли и чтобы его накормили. Правда, кот только мяукает и урчит, а Б. и Ш. еще произносят лозунги: будьте, мол, как дети.

Еще они очень образованные. Понтово цитировать поэтов, которых никто не читал – Туманского или Одарченко. Отсылки к таким забытым поэтам, по-видимому, должны оправдать собственные вирши авторов – совершенно беспомощные.

Еще они нехило владеют нэймдроппингом, выводя в качестве второстепенных действующих лиц известных персон – мелькают то Джорджо Агамбен, то Сай Твомбли. Если эти имена заменить на ничего не значащие, текст сильно похужеет.

О литературе тут говорить нечего. То, как пишет Бренер (и тандем Бренер-Шурц), известно уже лет пятнадцать. Тянут ленту изо рта – ни начала, ни конца, ни середины. Вводят кучу героев и тут же про них забывают, потому что не знают, что с ними делать. В сущности, люди им нужны только для того, чтобы плевать им в лицо и метать в них фекалии.

Есть, правда, в «Римских откровениях» один прием, который меня зацепил. Роман написан от первого лица множественного числа, от «мы». И это «мы» – лучшее, что есть в тексте. Поначалу читатель воспринимает «мы» как «мы, авторы» – Саша и Варя. Потом вдруг оказывается, что этому «мы» автомобиль наехал на ногу. Одну. На всех. Потом – что у «мы» есть бабушка. Одна на двоих. Короче, в голове читателя происходит тот же процесс, что и при первом чтении «Школы для дураков», только вместо шизофрении здесь паранойя и копрофилия. Трогательный прием, говорящий о том, что А. и Б. любят друг друга и слились в одно целое. Совет да любовь, но выраженное выше мнение о деятельности этой пары и уровне ее литературного мастерства остается в силе.

Одна из глав, кстати, посвящена тому, что авторам данной книги не нужна слава. Они ее презирают. Ну, так и литературные премии им ни к чему.

Книга написанная философами и художниками. Книга написанная мыслителями и детьми. Не мастерами слова, не филологами-стилистами, не лауреатами, не шортлистёрами, не прозаиками, не участниками круглых столов и делегаций. Свежий, как чистая вода, прозрачный, воздушный, не отягощённый текст. Приключения современного Диогена, юродивого, хулигана только и делающего, что кусающего дающую руку и плюющего во все колодцы подряд, шута, которого Господь избрал зеркалом, отражающим глупость, злобу, жестокость, неготовность, трусость. Книга описывает римские приключения реально существующего человека, известного художника-хулигана, провокатора, перформансиста и чёрт знает кого, Александра Бренера или его фантома-двойника. Сам себя герой называет «мы» отчего поначалу складывается ощущение массовости, постепенно переходящее в двоящийся, троящийся, множащийся силуэт. Герой скандалит на открытиях графоманских выставок, распугивает барыг, крепко держащих искусство за глотку, разделяет жизнь в картонной коробке с парочкой уличных философов-разбойников, живёт по сути той жизнью, какой каждый из нас мог бы жить, если бы делал то, что вздумается, а не то что диктуют нормы, правила и законы. Ну и конечно, наш герой не сдерживается на эмоции, может расхохотаться, расплакаться, кинуться в танец, а может и обосраться. Последнее наш герой проделывает с особым удовольствием. Какашки вообще играют немаловажную роль в Пути героя, с ними он обращается осмысленно и точно. Помечает, например, дурацкие картины, выводит «Dio» на стеклянной двери галереи. Текст пересыпан драгоценными мыслями. Прекрасное размышление о застенчивости, рождающей весёлые, бесшабашные, выламывающиеся поступки. Застенчивость, толкнувшая Иисуса прогнать торговцев из Храма. Застенчивость, переходящая в стыдливость, в неповиновение, в бунт. Застенчивость – первый шаг к мысли. Эта «книга не аптека», многие скажут, что она «никакого отношения к литературе не имеет». Сегодня это скорее комплимент, констатирующий биение жизни. Это книга – бомба, зовущая кричать, орать, царапаться, прыгать, дурачиться, бежать из леса через город и обратно, чтобы однажды лес вошёл в город. Это книга — пинок под зад умничающим дурачкам, рассуждающим об искусстве по учебникам, оплеуха выпускницам вузов, требующим от писателей «интересной» истории, «развития» героя и «наводящего на размышления» катарсиса. Это плевок в харю зевакам, бубнящим «и я так могу» про «Чёрный квадрат», это приговор тем, кто не признал Христа две тысячи лет назад и не признает его теперь. «Как мало нужно для радости и победы – только жизнью не дорожить».