Продолжение следует

Стилевой микс Хосе Мануэля Прието и Бегбедера. Акцент, конечно, на Прието – отсюда магия слова. Беру с полки его “Ливадию”, открываю наугад: «…той ли девушкой, которой я помог бежать из Стамбула и которая хотела меня убедить, что зарабатывала на жизнь фигурным катанием?..». Открываю “Прощание в Стамбуле”: «Как и некоторые его рабочие эпизоды, – объяснил мне улыбчивый полковник отдела по борьбе с наркопреступлениями, приехавший из России, это была совместная операция, – которые вы ошибочно могли принять за главное событие всей вашей жизни…».

Хэппи энда не будет. Ну а пока… «Просто удивительно, что она сделала со мной за год, эта сучка. Я был серостью. Посредственностью во всем, но, прежде всего в сексе. Анна-Мария разрушила меня полностью. А потом создала. Она превратила меня в мужчину-монстра. Самоуверенного, наглого самца. Повелителя мира. Я перестал стесняться. Рефлексировать. Забыл о депрессиях».

Текст затягивает… несмотря на сбои вкуса. Впрочем, на некоторые слова-силиконы (да тот же «трах»: уж лучше мат, чем э т о) пусть и не с легкостью, но все-таки «забиваешь». Потому что з а б и в а т ь иногда надо. Потому что если этого не делать, впору бросать буковки. Потому что – наконец-то! дочиталась! – в этом мини-романе появляется то главное, ради чего за книгу и берешься: живой человек, живущий живой жизнью. И даже если для Женщины ОН – просто «объект», «техническое задание», то ОНА для Мужчины – откровение. Потому что ОНА – ЕГО – СДЕЛАЛА. Как просили.

Герой Лорченкова – эсмэишник, а «заодно» и писатель Лоринков – наконец-то понимает, что «утренние прогулки с женщиной, которая хочет тебя, вполне способны заменить суету того, что лицемерно называют “нормальной жизнью”». Что «от судьбы уйти нельзя, а вот прийти к ней можно запросто». Что «если обстоятельства сложились так, что ими можно воспользоваться, то ими нужно воспользоваться». Потому что «Бог Платона, вот что такое твоя грудь, Анна-Мария»! Потому что «она освободила мое тело. А уж это – первопричина и основа основ – позволило освободить мою душу. Необязательный секс не в обмен на что-то, а просто из-за приязни друг к другу. Секс из желания иметь секс. Отсутствие малейшей лжи в постели. Мы не врем телами, поэтому честны друг с другом во всем».

Я могла бы написать о романе немало, но не стану. Потому что его надо просто прочесть. Услышать крики т о й чайки на стамбульском пляже. Достучаться до сердца человека, которого не хочется называть «персонажем». Хлопнуть его по плечу, рассмеяться: «У тебя же офигенный бонус, чувак! Складываешь слова в предложения. Ну а девушки – что с них… Да и какая, в сущности, разница, что Анне-Марии было не двадцать пять, а тридцать два? Какая теперь разница, что смерть ее оказалась “понарошной”? Какая разница, черт дери, “использовали” тебя, или нет, если второе твое рождение – первая ваша встреча?»

Он молчит. Он мне – вдоль и поперек его изучившей – не верит. Но когда стареющий мальчик оттает и забудет о том, что был «маленьким шрамом на пестрой шкуре Стамбула», все изменится. Ведь п р о д о л ж е н и е с л е д у е т: да, автор?..

«В Молдавии нет ничего хорошего, кроме погоды. Это совершенно верно, за одним исключением. Погода в Молдавии тоже плохая».

Книга о любви русского парня и девушки-молдаванки могла бы получиться очень интересной. Все-таки мы почти ничего не знаем о современной Молдавии. Увы. Книжка Владимира Лорченкова интересной не стала, а некоторые страницы приходится пролистывать.

Немного туристской (турецкой) экзотики, немного глумления над священниками, немного детективной интриги, немного прогулок по Кишиневу и довольно много порнографических сцен — вот набор, из которого сварено данное литературное блюдо. Впрочем, любителям клубничного чтения роман «прощание в Стамбуле» все-таки покажется пресным, и они предпочтут Лорченкову проверенного Сорокина. А человек, выросший на традициях русской и советской литературы, книжку под названием «Прощание в Стамбуле» читать вообще не станет — определенная эстетическая грань автором пройдена.

Плохие книги читать легче, чем хорошие, а очень плохие – трудней. Я хотел было пойти накатанным путём сравнений – ведь заглавие романа явно навеяно эссе Бродского «Путешествие в Стамбул». Увы, не нашёл, за что бы зацепиться. Последний российский нобелевский лауреат и номинировавший сам себя на премию «Нацбест» Владимир Лорченков пишут, вроде бы, на одном и том же языке, но этого маловато. Да и сама по себе книжка мала – во всех возможных значениях. Форматом. Размером. Уровнем идейки. Зачем школьное сочинение, растянутое на 190 страничек, снабжать припиской «роман», – для меня остаётся загадкой. Ещё я не сразу врубился, отчего меня так раздражает обсценная лексика, которой обильно напичкано «Прощание». Я не ханжа. Я не пурист. А совсем даже наоборот: «матерящийся поэт». Въехал: оттого и раздражает. Ведь чёрные жемчужины ненормативного лексикона требуют к себе грамотного/бережного отношения. Так же, как любые другие слова, а может, и ещё настоятельнее. « – Ты блядь, Анна-Мария, – говорил я ей, – ты блядь». «После десятилетнего прозябания среди бесплотных вампиров» герой «встретил настоящего человека». Женщину-вамп. Без зубов в вагине, зато – сотрудницу молдавской полиции, матёро дурящую головы лохам, по глупости влезшим в игры крутых парней. «Я отсырел, и глаза мои слипаются, как листья, и нет в этом мире ничего, кроме серого низкого стамбульского неба, мокрого серого стамбульского пляжа и чаек, белыми пятнышками осыпавших его». Анна-Мария усмехнулась на прощание – и даже не в Стамбуле, а в Кишинёве. Чайка по имени Джонатан Ли… нет, тоже Анна-Мария – улетела. Понимаю обеих. И действительно – что им ловить с отсыревшим занудой. На фоне домотканого псевдомодернистского полотна, будто сотворённого прыщавой курсисткой-рукоблудницей, – и инвективы, и натуралистические сцены, и любовно-криминальная интрига разят несоответствием и неуместностью. В итоге всё вместе вызывает брезгливую жалость.

Роман-воспоминание о женщине, которая стала для героя смыслом жизни и которую он потерял. Этот замысел определил элегический тон повествования и образный ряд: «Я лежу на сыром от дождя и моря пляже Стамбула, и чайки перелистывают меня, словно брошенную книгу. <…> Листья её намокли и под обложку забился песок…» Но стиль печального романа разрушают грубо, примитивно, однообразно написанные сексуальные сцены. Виной тому, на мой взгляд, не профессиональная беспомощность автора, а ложно понятое представление о свободе самовыражения. В данном тексте раскрепощенность породила только безвкусие. Даже возникает сомнение, неужели эта заурядная девица и есть та самая Анна-Мария, которую так безутешно оплакивает герой. В конце романа выясняется, что Анна-Мария выполняла задание полиции, а герой, сам того не зная, сыграл роль наживки. Линия с наркоторговцами ни событийно, ни психологически не разработана. Её потенциальные возможности для развития сюжета не реализованы. Недоумение вызывает прямая пропаганда наркотиков: «…трава оказывала на меня <…> чудесное воздействие. После неё у меня нет ни идиотского смеха, ни дебильной вялости <…> Марихуана делает меня тигром». Творческая неудача талантливого писателя.

История учит, что когда из общества уходит правда идеи, на смену ей приходит правда тела, и, как цунами, сметает прежние идеалы. Когда установленная за образец общественная мораль теряет влияние обязательной доктрины, тело, с его диктатом чувственности, наслаждения, секса, заполняет собой образовавшиеся пустоты. Ум и душа мечутся, и только тело уверено, чего желает. Герой романа Владимира Лорченкова «Прощание в Стамбуле» — Владимир Лоринков — принадлежит, равно как и автор, к, в общем-то, потерянному поколению, чьи представители успели родиться и пожить в СССР, подростками наблюдали его крушение и последующий за этим дикий период раннего капитализма,в распределении даров которого, ввиду юности, участия не приняли. Поколение, которое не верит в слова и идеи.

Повествование в романе ведется от первого лица: главный герой лежит на пляже Стамбула, вспоминая и анализируя недавнее прошлое, перевернувшее его жизнь. Лишённый жизненных приоритетов и целей, герой обретает новое дыхание, встретив Анну-Марию — красивую молодую девушку из номенклатурной семьи, не признающую ничего, кроме секса. В свете новых отношений он переоценивает свою жизнь до фатальной встречи и приходит к выводу, что прежде он не жил, а влачил жалкое и серое существование. Между соитиями с Анной-Марией, Лоринков, на правах журналиста, встречается с руководителем пресс-службы полиции Корчинским, который снабжает его марихуаной, изъятой у наркодилеров. Их связывает дружба, и даже когда Лоринков уходит с работы, то продолжает посещать пресс-аташе и покупать у него траву. В принципе, в романе задействованны только три героя: Лоринков, Анна-Мария и Корчинский. Анна-Мария погибает в автокатастрофе и Лоринкова одолевает тоска, жизнь без Анны-Марии лишена для него смысла. Детективный финал романа открывает, что Анна-Мария жива, что ей не двадцать четыре, а тридцать два года, что она не дочь министра, а жена сотрудника Интерпола и мать двоих детей, и носит другое имя. Обильность сексуальных сцен в романе не является модным «наполнителем» текстового объёма, а, скорее, утверждает новый смысловой порядок в создавшемся мировоззренческом вакууме современного человека. Секс ощутим, приносит радость, его легко получить, он желаем, — тогда для чего ещё придумывать сложные формулы счастья, правила жизни, концепции разумного мироустройства и общежития… Политические лозунги — ложь, определение добра и зла — перевернуты с ног на голову, информационные потоки служат интересам корпораций, человек стал потребителем, его запутали, обманули, он проглотил наживку и будущее его незавидно. Только правда тела способна реанимировать прижизненную смерть, и выход из тупика начинается у входа в женщину. Лорченкова интересно читать. Автор молод, талантлив, витален. Со временем, хочется надеяться, он избавится от сентиментальной пафосности (сравнение главного героя и Анны-Марии с китами, выброшенными на берег, бесконечные восклицания об Анне-Марии, неосторожные и вычурные метафоры) и некоторой неряшливости в фактологии: так, например, самоубийство Корчинского, выбросившегося из окна психлечебницы, выглядит нереально(все окна психиатрических клиник снабжены решетками, как правило, двойными). Автор работает в стилистике современной западной прозы, заметно влияние Уэльбека. Лорченков чувствует и видит свои чувства, умеет трансформировать внутреннее во внешнее, он осознан и жив. С удовольствием прочитаю следующий роман этого автора.