Марина Ахмедова»Папарацци войны»

«Один малюсенький кадр. Бог, ты меня понял?..»

В основу текста Марины Ахметовой легли дневниковые записи фоторепортера Натальи Медведевой: т.н. человеческий документ, КПД «собственно литературы» в котором не слишком высок. Мария Арбатова, номинировавшая «Папарацци войны» на «Нацбест», говорит об Ахметовой как о «писательнице с большим творческим потенциалом», а о самом романе – следующее: «Афоризм “у войны не женское лицо” придумали мужчины, играя с самими собой в игру, что когда начинается война, женщины улетают в космос. Отнюдь. Они не только остаются на поле боя, но и едут на него сами, движимые теми же самыми проклятыми вопросами “что делать?” и “кто виноват?”».

Главная героиня в Чечне оказалась скорее в силу адреналин-зависимости (модный диагноз?), нежели по велению сердца, – если допустить, конечно, что сердце вообще «велит» фиксировать людские зверства. Кто такая Наташа? «После школы она уехала в Москву, поступила в техникум и занялась озеленением. Сажала траву, копалась в земле, удобряла ее говном. Не считала себя умной – способной получить то, что считалось высшим образованием». Ну и еще цитатка: «Наташа ткнулась в Москву. Прямо в самую жопу – сто пятьдесят пятое профессионально-техническое училище и его общежитие. Первый шаг к фотографии. Короткий, и совсем не в том направлении». … Оставим размышления по поводу стиля и того, что называется вкусом (литературная, если угодно, чуйка), за скобками. Оставим за скобками и якобы в нужном месте «употреблённые» словечки. Использование обсценной представляется во многих местах оправданным (мат на бойне – одно из болеутоляющих). Я о другом: рукопись надобно редактировать. «Папарацци войны», несмотря на сюжетные достоинства (чеченская тема, увы, тема выигрышная), – полуфабрикат. И «готовить» это книжное блюдо лучше без суеты: речь об отношении к слову.

Да, разумеется: Ахметова пишет правду, правду, правду, и ничего, кроме правды. Правда эта страшна, как страшна правда любой войны, пусть якобы и священной. Страшна еще и потому, что «Хорошие кадры – хорошие деньги. Вот так. И не надо морали» – да ее и нет. Что такое м о р а л ь, когда «война продолжится, а у Наташи появится новая профессиональная привычка – снимать стопы убитых»?

И все-таки проблески случаются: «Я думаю так – буду фотографировать, и все изменится. Люди просят помочь… И как же так?! Я ведь могу… Могу достать пленных. Я всем им нужна – и пленным, и чеченцам. Я – почтальон и Дон Кихот».

И все-таки она вертится: «Ведь что такое война? Война – это такое состояние, в котором ты можешь делать все, что захочешь. А тебе в отместку ничего не сделают, в тюрьму не посадят, разве только убьют. И лишь от тебя одного зависит, что лично ты будешь делать. В общем, говно ты или человек».

Ну а в молитве, завершающей этот неровный текст, Наташа говорит Богу, что никакая она не героиня, а просто… «в общаге надоело» и «на Мальдивы хочется»; потом, конечно же, просит Его прекратить войну. Остановить – и в то же время (профи-профи, браво) – подарить ей еще один КАДР: «Только пусть со мной ничего не случится. <…> Я встану. Один малюсенький кадр. Бог, ты меня понял? Я встаю…».

Потому что ее мозг так устроен: делит время на кадры.