Язык-метис

«Когда мы открываем книгу, когда она встречается со своим читателем, происходит явление эстетическое»: это «великий библиотекарь» Борхес. И хотя есть вероятность того, что многим сочинение Евгения Зубарева придется – из-за сюжета – по вкусу, эстетическим явлением назвать роман этот, конечно, нельзя (сюжет лично меня, впрочем, не «прошибает» – ну разве что в конце; впрочем, подобное «лобовое столкновение» книги с читателем далеко не всегда, как говорят неистребимые манагеры, «эффективно»). Язык предельно простой: ни разу автор не удивил – ни строкой, ни смыслом. Ни разу… за 411 страниц.

Усидчивость – профессиональная черта любого райтера, особенно журналиста: после сбора материала (или высасывания его из пальца) необходима обработка (Зубарев пишет об этом так: «Миша хочет разворот к понедельнику, значит мне за два дня предстоит придумать десяток сюжетов о способах зарабатывания денег», etc.). Зная кухню сию изнутри, замечу лишь, что не каждый репортер – Хемингуэй, равно как и не всякий корректор – Генри Миллер; ну и хватит о том.

Итак, ПИ. Он же «Петербургский интеллигент», в редакции которого работает главный герой: черный русский, журналист Иван Зарубин. Малость темноват парень из-за того, что мама его имела неосторожность встретить на пути к простому женскому счастью некоего афроамериканца. Впрочем, от подробностей Ваниного детства, равно как и от юности со всеми ее университетами, автор читателя избавит. Но не избавит от стиля, а он во многом «ЖЖ’шный». Полюбопытствовав, я набрала ФИО автора в поисковике – так и наткнулась на Живой Журнал: и снова – ни строкой, ни смыслом… хоть плачь, хоть смейся: роман «Я убью тебя, менеджер!» – продолжение сетевых постов или сетевые посты – продолжение романа? Где заканчивается Иван Зарубин и начинается Евгений Зубарев – или они э л е м е н т а р н о перетекают друг в друга? Скучно: мне – да, скучно. Хотя некоторые куски текста и интересны.

И все же «стрелять» в этот роман не хочется по двум причинам. Первая: главный герой вызывает искреннюю симпатию, к тому же, про «журналистские будни» его читать, бесспорно, любопытно (многие акулы и акулки пера узнают себя и коллег). Вторая: главный герой, как ни крути, вменяемый мужчина, а о них по понятным причинам пишут все реже. Но увы: моя симпатия к «черному русскому» не добавит хоть сколько-нибудь шарма стилю автора, потому как русский литературный Евгения Зубарева содержит «вредные примеси». Автор не чувствует (не чувствует: не дано: ну не убивать же за это), чем проза отличается от «кол-ва знаков с пробелами к “уже вчера”».

Иван Зарубин – это не бегбедеровский Октав из «99 франков» и не пелевинский Татарский из «Поколения П» (упоминаю их, потому как во всех этих текстах, включая зубаревский, использован один и тот же прием: чередование «собственно повествования» с образчиками «шедевров копирайтинга»; в «менеджерском» же случае – с журналистскими экспромтами главного героя). Иван Зарубин заметно проигрывает этим ребятам во многом и из-за антуража, так называемой литературной экипировки: я говорю, опять же, о стиле – если Бегбедер и Пелевин, несмотря на «огламуренность» упомянутых романов, все же не опускаются ниже планки, за которой – п о п с а, то Зубарев легко позволяет себе это. Как вам такой гоп-пассаж, к примеру: «Тогда я встал и направился к кровати, но пути вдруг отчетливо понял, что спать не хочу совершенно, зато хочу есть. Я вернулся на кухню и сунулся в холодильник». Или (попытка ч/ю): «В журнале «Гламур» <…> очень рекомендуют утренний минет как символ семейного счастья. Увы, судя по настроению супруги, мне полагался только утренний пендаль…». К слову: супруга Ивана Зарубина, которую он называет исключительно Катькой (у Зубарева вообще одни «катьки» да «ленки»: только вот что Марту «Марткой» не обозвал: аплодисменты), – классическая, если угодно, «мариванна-вампирша». Странно, что главный герой (тот самый «вменяемый мужчина») столько лет ее терпит… пытается, конечно, изменить: глупо было бы! Но от попытки до измены, а тем паче до изменения жизни, – тысячи миль: коллегу Ивана – фотокорреспондента Марту, в которую он влюблен (есть за что), – как на грех, не интересует противоположный пол. Прописан образ неординарной этой личности, на мой взгляд, несколько однобоко, всего лишь «с мужской колокольни», – а хотелось бы с надгендерной. Однако именно линия Марты, а не разборки по поводу пельменей «Валя» и «Ваня», держит роман (петербургский? как бы не так…). Держит, но не удерживает: язык-метис – язык манагеров – язык-лузер.

А нужен-то… сюжет плюс Талант (стиль), плюс Талант (чувство), плюс Талант (внутренний редактор). Тремя этими «Т» Евгений Зубарев не обладает: он – да, журналист, владеющий ремеслом. Но ремесло без трех «Т» – грифель силиконовый. Понятна, впрочем, позиция номинатора: это LiveJournal. Подобное ищет подобное.

«Нами управляют непрофессионалы, и в этом причина наших бед. Нашу страну захватило племя заводных болванчиков, только и умеющих, что пилить бюджеты и делиться с начальством».

Книга написана профессиональным журналистом, в недавнем прошлом — репортером криминальной хроники петербургского еженедельника «Час пик».

Редакционные будни с обязательной вечерней попойкой, журналистские расследования, различные «планерки», «прессухи»… Все осложняется любовью главного героя к фотокорреспондентке Марте, девушке нетрадиционной ориентации. Да уж. Такая жизнь сама по себе не сахар, а тут еще двое «спиногрызов» на шее, да жена выжимает из тебя последние соки и доллары «на гламур». А главный герой к тому же наполовину негр, что приводит к множеству трагикомичных ситуаций. В конце концов трудолюбивый и честный литературный негр срывает неплохой денежный куш и, бросив на время жену и «спиногрызов», едет с любимой девушкой на курорт. Девушка погибает, а репортер в прямом эфире телеканала объявляет правду (см. цитату выше) на всю страну.

По-журналистски лихая и забойная книжка.

Немного лирики

В лирических стихах – два персонажа или, если угодно, два автора. Собственно, автор и – читатель, я. В лирику за долгие годы творческого брожения я погружался глубоко, как полковник Уркинс в пелевинском романе «Т» – на батискафе в Марианскую впадину. Мало того, что всю классическую, да и пост-постсеребряную «любовь-морковь» перечитал, но и «глубоководные вершки» от этого дивного корнеплода изучил, словно усердный ботаник. Другое дело – роман. Написанный от первого лица, но таким языком, что незамедлительно хочется автору этот его литературный язык осторожно защемить в мышеловке. Я уже задавал вопрос номинатору в рецензии на книгу Лукина «С нами бот»: за что же это нацию так недолюбливать? Тот же самый вопрос засвербел у меня в подкорке, когда я увидел в длинном списке свежее сочинение Евгения Зубарева «Я убью тебя, менеджер!». Понятно, откуда взялось название. В начале 90-х прошлого века был популярен – одной-единственной песней «Я убью тебя, лодочник!» – фальшиво-хриплый «шансонье» Профессор Лебединский. Оказывается, песенка не позабылась и не сгинула вместе с исчезнувшим с поп-небосклона приблатнённым исполнителем. По долгу службы «менеджера» я уже единожды – с душевным напряжением, но прочёл. В прошлом году его выдвигали на соискание Гоголевской премии в номинации «Нос». Жюри под председательством Ильи Бояшова решительно эту номинацию упразднило: в связи с несостоятельностью всех предложенных «юмористических или сатирических» произведений. Зубарев, однако, на этом не успокоился. Оставшись с носом, решил ещё разок попытать счастья. А чем чёрт не шутит – вдруг обрыбится «Нацбест». Здесь и денежное наполнение существенно поболе будет, и резонанс не в пример скромной Гоголевской – куда круче. Бывает, конечно, что «у молодухи умирает, а у старухи живёт», но, думаю, в данном случае автор и номинатор наивно погорячились. Пересказывать унылое зубаревское добро у меня как-то язык не поворачивается. Ибо, хоть и надеялся я переварить его со второй попытки, сил хватило только до 23-й страницы. После реплики: «Говорят, вас нанял депутат и бизнесмен Виктор Тотошкин, производитель пельменей «Ваня», чтоб вы надругались над пельменями «Валя»?» – рот заполнился чем-то липким и несъедобным… Скажу лишь, что роман изобилует местоимением «я» во всех мыслимых банальных конструкциях. И что он сер – несмотря на чёрный цвет кожи главного героя – и беден, будто церковная мышь на задворках суровой российской