На первый взгляд, эта книга вписывается в новый «сибирско-этнографичечский» тренд, локомотивом которого выступил Алексей Иванов с «Сердцем Пармы» и «Золотом бунта». Покорение Сибири — пусть и не первичное, состоявшееся в 16-17 веках, а советское, проходящее под знаком насаждения красной власти взамен царской, сражения аборигенов с чужаками, густой этнический колорит. На самом деле роман Айпина нужно читать в отрыве от каких-либо трендов, просто как вещь в себе. Основа повествования – антибольшевистское восстание хантов, сотрясшее обский Север в 1933-34 годах, реальное историческое событие. Многодетная хантыйская мать, лишающаяся почти всех своих детей при столкновении с красными извергами; белый офицер, затерявшийся в западносибирских просторах после разгрома своих единомышленников и укрываемый хантыйской семьей; трогательный симбиоз православия и язычества. «Божью Матерь» легко назвать чистым китчем, курьезной поделкой, уличив автора в безвкусном пафосе и указав на нелепости в сюжете, но такой подход в данном случае не имеет смысла. Оценивать текст Айпина с точки зрения критериев разумности и стандартного вкуса, подходящих для обычного реализма, столь же неправильно, как рассматривать лубок или детский рисунок наравне с картинами передвижников. Роман представляет собой именно что литературный лубок, лишенный полутонов и раздражающий своей двухмерностью. Но эти его качества как раз и производят неотразимый художественный эффект. «Нормальной» исторической беллетристики и так хватает. К тому же Айпин пишет очень искренне, проговаривая и изживая неиллюзорную историческую травму своего народа, и на это ему возразить нечего.

Когда у писателя есть жизненный опыт, когда у него по-настоящему болит сердце, тогда отпадает нужда в стилистических изощрениях, в сложной сюжетной интриге, в постмодернистских экспериментах. Еремею Айпину, известному общественному деятелю, председателю Ассамблеи представителей коренных малочисленных народов Севера, есть о чем рассказать в своей новой книге. Автор романа в самом буквальном смысле — сын тайги. Он родился в селе Варьёган Сургутского (ныне Нижневартовского) района в семье охотника-ханты. Айпин хорошо изучил не только архивные документы 1930-х, но и сказки, песни, истории из охотничьей жизни, древние мифы, легенды и предания народа ханты. На основе этих источников, в значительной степени, написан и роман «Божья Матерь в кровавых снегах». Роман повествует о малоизвестном трагическом событии — Казымском восстании. Оно произошло через семнадцать лет после установления Советской власти (1933–1934 гг.), когда остяки (ханты) восстали против произвола красных. Поводом к восстанию стало осквернение священного острова остяков, его итогом — гибель сотен невинных людей. Главная героиня романа — Матерь детей. Потеряв отца и старшего сына, она пытается сохранить жизнь четырем оставшимся детям, странствует от селения к селению. Но «там, где прошли войска, белые снега Севера стали красными». И Матерь детей находит только разоренные деревни и расстрелянных, замученных, забитых насмерть лиственничными дубинками соплеменников. Саму Матерь детей преследуют аэропланы — красные летчики хладнокровно расстреливают с высоты мирную семью. В неравном бою с железной птицей женщине удается победить, красный самолет падает, но трое ее детей — все, кроме младенца Саввы — убиты. Савву спасает мудрый старый пес по кличке Пойтэк. Мальчик будет жить, а значит, есть надежда… Еремею Айпину хватает мудрости не обвинять в трагедии своего народа русских. Остяки находили язык с Белым царем, но все изменила революция. Русские сами стали ее жертвой: «погибает царь — погибает народ, а погибает народ — погибает страна». А что же делать, если все погибло — и твоя семья, и народ, и страна? Тогда остается только верить. «Все земные беды, горе, потери, ненависть, зло и злоба остались позади. И ей стало легко и хорошо. Начинается новая, небесная жизнь. И впереди радостная встреча с любимыми детьми и мужем. Как хорошо-то, хорошо… Но земные звуки вернули ее к реальности. Пока еще неясные, невнятные, далекие, они жили в снегах, усиливаясь и медленно приближаясь. Она уловила легкую поступь идущих к ней на помощь. То ли людей, то ли Божией Матери…» Так заканчивается этот роман. Остается только поздравить писателя, который сумел создать сильное произведение от лица столь немногочисленного северного народа.

Остяки (старое название группы народов Сибири) из романа Еремея Айпина, помимо первой, напрашивающейся аналогии с киргизами Айтматова, вызвали в моём сознании сравнение –немного диковатое – с жителями планеты Пандора из недавно отшумевшего фильма Кэмерона «Аватар». Те и другие живут в единстве с природой, тех и других стремится уничтожить более развитая цивилизация. Но, если Кэмерон моделирует фантастический мир и создаёт красивую трёхмерную игрушку, то Айпин, основываясь на подлинных фактах, рассказывает своеобычным языком жёстко о жестоком – не столь удалённом от нас в пространстве-времени. Создаёт и воссоздаёт реаль; мир которой не просто трёхмерен, но физически ощутим. В его произведении снега буквально забрызганы кровью. Казымское восстание, поднятое в 1933 году жителями Обского Севера против советской власти, подавили. Читать роман тяжело, страшно и интересно. Героиня книги пытается уберечь от смерти четырех своих уцелевших сыновей и дочерей. Выживает только младенец Савва. Его спасает старый охотничий пёс Пойтек. Загнанная Матерь детей разговаривает с такой же загнанной волчицей, с небом, птицей, Сидящей землёй – и в воображении соединяется с убитыми полтора десятилетия назад русским царем, царицей и царевичами. Всё в мире (книге) Айпина взаимосвязано. Белогвардейский полковник, прижившийся в этих краях, строит в лесу часовню и пишет семь икон мучеников, похожих сразу и на выходивших его остяков, и на членов семьи Романовых. Люди на равных общаются с животными и растениями. Молитвы Христу не мешают почитать языческих богов. Различия между теми, кто понимает и хранит эту гармонию, и теми, кто несёт гибель, – не в разрезе глаз и не в особенностях житейского уклада. «Вы, русские, друг друга не жалеете… Поэтому вам плохо. А не жалеете вы друг друга потому, что вас много. Сказывают, в ваших городах людей больше, чем деревьев-трав…» Но для пришлецов чужая жизнь – и жизнь вообще – в принципе не имеет ценности. Помазанника ли Божия, измученной ли женщины, оленей ли, которых поливают пулемётными очередями. Красным Айпин почти отказывает не то чтобы в человечности: в одушевлённости. Оттого их образы плоски и схематичны. Это оправдано и на событийном, историческом плане – итоги карательной экспедиции на Север были чудовищны. И на мифологическом (поэтика «Божьей матери в кровавых снегах» – поэтика мифа): коммунисты видятся наивно-мудрым остякам, способным предсказать будущее, но не изменить настоящее, фатальной черной силой. Вернее – красной. До знакомства с романом Кочергина «Крещённые крестами» мне представлялось, что добавить что-либо новое к пласту художественной литературы, повествующей об ужасах эпохи культа личности, сложно. После прочтения «Божьей матери в кровавых снегах» – книги о трагедии не только малого народа, но и всей великой страны – я ещё раз убедился в излишней поспешности своих выводов.