Между Шубертом и Ван Гогом

Густая проза, тягучая. Неспешная – и одновременно стремительная. Прозрачная. Звонкая. И – колдовская.

«Перса» непременно перечитаю, потому как роман этот – плод любви Стиля и Метафизики: то самое свёрнутое – кокон? – пространство, воспоминания о котором до сих пор бередят душу рассказчика, а значит и мою, читательскую.

Три с лишним года ушло на текст (см. интервью на сайте gzt.ru). Много?.. Мало?.. Ровно столько, сколько нужно. А за скобками (вспомнилось просто)… однажды услышала я такой вот пассаж: «Роман за три месяца сделала: поздравь, десять авторских – как раз на премию б…». Прочитав «квартальный» опус, поняла, что поздравлять литературорессу мне не с чем, а вот Александра Иличевского – да, от всей души. Талант – мера веса сердечного.

Могу представить, сколько было «авторских редакций»… Сколько страниц было перепахано для того «лишь», чтоб засияли те природным своим блеском… Многие э т и м пренебрегают: смешно, конечно. Еще смешнее рассчитывать «на редактора». Редактор ведь «тоже человек». Чаще всего тайно или явно пописывающий. А если нет – хронически уставший от чужих букв. Равнодушный к ним: иммунитет?.. Исключения редки.

В «Перса» нужно вчитываться, пробуя его «на зуб» пословно – иное и впрямь может оказаться золотым.

…«В молодости все поэты, но не все смертельно». «Песьи языки свисают прапорами в штиле. Замершие от зноя сады высятся над заборами. Ни души». «А что я? Я пасынок везения». «Сердце то трепещет Дюймовочкой, то гулко ходит в горле дельфином». «Свинцовая снежная пудра на излете фонарного пятна»…

О чем же этот роман-воспоминание (или – глубже: попытка «вспоминания», своего рода «перепросмотра»?), который так и хочется назвать миражом, но не потому как он вот-вот исчезнет, а потому как фактура его лучами солнечными шита?..

О молодом ученом, который приезжает на Каспий и встречает там друга детства – Хашема. О степи. Об охоте соколиной. Об Апшеронском полку. О Хлебникове и архиве его найденном. Не пересказать… да и не надо. Иличевский – постимпрессионист, мастер цвета: писать «изложение» по роману его абсурдно – фразы-мазки тут же убегут из-под пальца…

«Перс» романтичен. Философичен. Метафизичен. А еще – знойный, свежий – юн…

Безграничен, хоть и структурирован собственной «вязью». Бесстрашен, хоть и по-мальчишески в чем-то робок.

Многомерный текст.

«Нищета делает людей нелюбопытными. Голод освобождает их жизнь от необязательных жестов познания, с помощью которых неведомое роднится новым смыслом с повседневностью», – слышится из одного измерения.

«Когда я училась в институте, в Молотове, на первом курсе нас привели в лабораторию, где в застекленной камере сидела собака. Расставили полукругом. К собаке пустили хлор. Мы должны были стоять и записывать в блокноты симптомы. Я закричала, сдернула шланг, и меня едва не выгнали с учебы. Хорошо, отчим – старый большевик, отстоял», – из другого.

«Музыка есть чистый смысл, который дан нам как есть, без посредников-знаков, а чувство и есть музыка, музыкальное произведение», – из третьего: сколько их?..

Если с чем и можно сравнить новую прозу Иличевского, очень чувственную, несмотря на кажущуюся, едва ли не выпирающую, надтелесность, так это с музыкой Шуберта и картинами Ван Гога. Рассказы – песенны, романы отчасти симфоничны. Ну а «Перс» – симфоническая картина: и добавить к полотну нечего.