Ну очень смешная книжка. Не хочется обижать друга моих друзей и собственного ЖЖ-френда, но, как бают в этом самом ЖЖ – я плакаль! Говоря коротко, в «Птичьем гриппе» Шаргунов разбирается с разными бяками, которые не позволили ему во время оно реализовать политические амбиции. Приятнее всех выглядят, что характерно, нацболы – похоже, на современные деньги это та самая священная корова, которую никакой ястреб или даже Орелъ не смеет толком клюнуть. У Шаргунова в книжке (романом не назвать, для романа рыхловат текст) в каждом политическом гнезде сидит своя птаха-символ. У НБП – ворон, у «либерастов», кажется, голубь. А самый что ни на есть Орелъ, кто вы думаете? Сер-рега! С его молодежным ура-патриотическим объединением, литкарьерой – в общем, все более чем прозрачно. Парни, скромнее надо быть. И люди, — того, подтянутся. Ну и сводить счеты на беллетристических полянах – это давняя, разумеется, традиция, но и в таком сомнительном деле требуется изящество. Искусство. А так – стыдно, ей-ей.

Молодой социолог Степан Неверов под предлогом изучения различных молодежных движений по очереди сближается с лидерами формальных и неформальных групп (брезгуя субкультурой и отдавая предпочтение лишь в той или иной мере политизированным образованиям), таким образом путешествуя и, подобно Вергилию, проводя за собой читателя по лабиринтам многополярного политического ландшафта современной России. Некоторые полюса при этом отчего-то оставлены за скобками, как, например, Евразийский Союз Молодежи или православные молодежные объединения. Мотивы такого пренебрежения не очень ясны. Главный персонаж романа автору определенно не нравится, обаяния в нем никакого, так что ничуть не удивляешься, когда выясняется, что Степан – платный осведомитель фээсбэшника Ярика, натурального держиморды, по должности присматривающего за политическими молодежными организациями. (Странная история: главный персонаж, как правило, должен нести в себе определенное обаяние, даже если это отрицательный персонаж и его обаяние – всего лишь соблазн греха. Шаргунов, однако же, ничего привлекательного в своем персонаже не находит, так что и для читателя этот образ остается какой-то вялой, невыразительной куклой без огня, без порыва, без жизни.) Описанные молодежные лидеры, равно как и возглавляемые ими движения, равно как и действующие в романе фигуры политического Олимпа, подчас портретно и документально выдернуты из жизни, но вместе с тем определенно полуреальны, олитературены. В этом смысле «Птичий грипп» – нечто среднее между очеркистикой в ключе Гиляровского и политическим памфлетом в ключе Свифта. Лучшие главы, такие как «Кумачовая грудь снегиря», где мироточит вырезанная из школьного советского учебника картинка с изображением Ильича, прикнопленная к шкафу молодого коммуниста Огурцова, или «Счастливый Соловушка», где обнажается тайный смысл молодежной организации «Птенцы Счастливости», состоящий в привлечении к движению юных спортсменов и последующего потрошения их ради дефицитных органов, – впечатляют и вызывают сильные чувства. Однако никак не отделаться от ощущения журнализма в авторском подходе к собственному тексту – внимание к медийному шуму повседневности и погоня за жареным перевешивают в авторе тягу к вслушиванию в трепет внутренних струн персонажей. При этом кажущаяся коллажность романа обманчива – композиционно он завершен, и все хвостики здесь подвязаны в узелки. В финале науськанные спецслужбами погромщики кроят черепа и ломают кости революционерам-неформалам, а поздно раскаявшийся стукач Степан Неверов вонзает вилку в горло палача-Ярика. Шаргунов пытается быть отстраненным и не демонстрировать личных пристрастий, но буквы, которыми описаны нацболы и орел Ваня Шурандин, явно теплее тех, какие достались движению «Ниша», Кондратию Зубкову и Денису Соловью.

Роман экспрессивен, на нерве, но в художественном плане довольно скуп: основной упор, как уже упоминалось, сделан тут на актуальность, на сиюминутную узнаваемость, на вибрации сегодняшнего дня. Это характерно для всего направления «новой искренности», к которому Шаргунова есть все основания относить. Режет глаз стилистическая небрежность, которую автор порой нарочито выдает за прием, но как прием она, тем не менее, не работает. Вот несколько примеров: «Темнели редкие пассажиры, закисшие носами в окна»; «Сомкнулись тесным и голым, не считая плавок, кругом…»; «Люди жрут и пьют, выгуливаясь мимо парапета…»; «Под крючьями на скамье мрачно сидел крупный охранник, весь как бы состоящий из мрачных колбас, разной степени копчености»; «Мужским голосом просителя говорил темный человек»; «– Витя, не спи, бабло просрешь… – по-барски расхохотался зубами Кондратий». И так далее. Что еще? Да, приведенные в тексте стихи Степана Неверова – ужасны.

Шаргунов, безусловно, писатель и имеет представление о сверхзадаче, однако создается впечатление, что конъюнктура момента не позволяет ему заняться своим делом (литературой) с полным в него погружением, отринув соблазны актуальности и прочую тщету. А отринуть их следует. И сделать это надо решительно.

Смысл заглавия романа прост: птичий грипп – это политические идеи, расходящиеся с курсом правительства. Те или иные молодежные движения представляют угрозу обществу, обывателям, и поэтому их надо уничтожить. Социолог Степан Неверов, сочиняя доносы на те или иные политические группировки, предваряет их стихами собственного сочинения, в которых представляет руководителей партий в качестве той или иной птицы. В конце выясняется, что Степан – провокатор, внедряющийся в группировки с целью их нейтрализации. Хуже того: он такой не один. Узнав об этом уже после разгрома общего собрания всех молодых политических сил, Степан убивает своего координатора – кагэбэшника Ярослава Углова, Ярика.

В целом роман может быть интересен как летопись, как журналистское свидетельство об оппозиционных политических движениях. (Каждая глава посвящена одному такому движению). Однако манера автора, сухая и конспективная, не позволяет отнести его к той самой литературе, о принадлежности к которой Шаргунов во всеуслышание заявляет. О том, что пафос автора, скромно называющего свое альтер-эго – молодого политика Шарундина – «настоящим писателем», неуместен, говорит уже то, что Шаргунов не может выстроить даже магистральную метафору романа. Ведь метафора птичьего гриппа – метафора односторонняя, и тот конец, который не про грипп, не про заражение общества смелыми политическими идеями, а про птиц – повисает в пустоте.

В «Птичьем гриппе» Сергей Шаргунов продолжает тему, начатую в повести «Как меня зовут?». Напомним, что там главному герою, зеленому журналисту без убеждений, заказывают разгромную статью о молодежном движении «Идущие бестии». А на следующий день его же приглашают на более хлебную работу: прикремлевское радио «Звонница» просит «Идущих бестий» поддержать. В «Как меня зовут?» автора больше занимал ответ на заглавный вопрос, то есть герой отдавался на суд читателя. С тех пор на долю писателя и общественного деятеля Сергея Шаргунова выпало немало политических приключений. В «Птичьем гриппе» он торопится поведать российскому обывателю о том, что на самом деле происходит в политическом закулисье. Однако, стоит помнить, что Шаргунов — не журналист-борзописец, а именно писатель. Так что прямые разоблачения в романе если и есть, то их придется искать за красиво наверченными иносказаниями. Сквозное сравнение с птицами получилось довольно последовательным: молодые представители разных партий, от НБП до Единороссов, ассоциируются у героя романа то с пингвинами, то с попугаями. Написано страстно, смонтированно неплохо. Самые жуткие, гротескные сцены удались чуть меньше. Но у Шаргунова получились «Песня о соколе» и «Песня о буревестнике» на новый лад. Самое правдивое в том, что его герой по-прежнему не знает, «как его зовут». И лучше бы он все же поскорей определился.