Что за автор? Бесполый какой-то псевдоним. Иногда в тексте обнаруживаются совершенно бабские интонации, темы и прочее. А действительно, кому еще придет в голову рассуждать по поводу общих мест и социальных недоразумений? С другой стороны, порой вылезают совершенно отчетливо какие-то небабские тривиальные философствования, — ощущается табачный перегар и несвежесть банального высказывания, пусть даже и в сторону. Что в тексте происходит? Ничего, — фабула отсутствует, — пустые разговоры. Рассказчиков несколько и они не пресекаются, — повествуют каждый о своем, — собака, какие-то дяденьки… Собака рассказывает о хозяйке, один дяденька про одно, другой – про другое, третий – про третье. Речевых особенностей не имеют, — совершенно одинаково коверкают синтаксис, — разбивают простые предложения. То есть, что это? Несколько историй? Собака – про тетеньку. Дяденьки – кто про работу, кто про разговоры. Истории между собой не конкурируют, потому что одинаково неинтересны. Скорей всего, потому что у рассказчиков нет никаких мотивов для повествования, и еще их объединяет некая общая шкала ценностей, свойственная тем, кого в совдепские времена называли мещанами, то есть, какие-нибудь служащие, инженеры и техники, сотрудницы бухгалтерии, училки, лаборантки, мэнээсы, докторишки, преподаватели какого-нибудь научного атеизма, политэкономии социализма, переводчики отделов научно-технической информации, писатели из «Лениздата» и прочие. Нет, разумеется, они-то себя причисляли к интеллигенции, — мы ж не рабочие, не продавщицы! Короче, те, кто читали приснопамятный «Аэропорт» в переводе, и Булгакова в оригинале – кухонные вольнодумцы — мерзкая раса дерьможуев! За всем этим стоит только одно: у Автора тоже нет мотива. В нем угадывается только неодолимое желание удивить мир своими косоротыми откровениями и «истинами», открывшимися ему в ожидании ежемесячных выплат жалования или приема в поликлинике, — форменный фигель. Нет, это сочинение не может претендовать на высокое звание Национального бестселлера, хотя может и окажется близким сердцу представителей определенных категорий населения Северной столицы.

Фигль-Мигль – персонаж загадочный. Один только этот безродный псевдоним чего стоит. И мало кому понятно, кто за ним стоит. Этот некто талантлив, образован и зол. Его язык остр и ядовит. Он являет собой некую реальную и серьезную силу в нашем сегодняшнем литературном мире.

Роман «Щастье», по ощущениям, писался долго. Цель была поставлена непростая: создать некоторое мозаичное полотно, в наборе лоскутков которого нашли бы себе место разные и многочисленные коммьюнити нашего времени. Фигль-Мигль как бы бросает их в чашку Петри с питательной средой анархии и смотрит, что из кого вырастет. Картина получается ожидаемо пугающей и весьма любопытной. Социально-биологический эксперимент следовало бы признать успешным, если бы параллельно исследователь не подвязался заниматься побочными халтурами из смежных областей знания. Соблазнившись возможностью использовать выделенные рабочие материалы, коль уж они имеются, автор напихал в раствор столько лишних пор и личинок, что все эта подросшая братия вступила друг с другом в серьезный конфликт и стекло литературного сосуда дало серьезную трещину.

Тем самым Фигль-Мигль лишний раз подтвердил известное правило профессионалов: никогда не экономь на материале.

Порадовала своим романом писатель Фигль-мигль. Можно констатировать факт – писательского полку прибыло. Тот редкий случай – когда практически не важно о чем роман – главное, он прекрасно написан.

«Ты мне лучше скажи, сколько дней до Армагеддона?»

Ко всему это настоящий современный петербургский текст,

«в Городе столько вопросов, которые не принято задавать, и тем, на которые не принято говорить», такие темы автору удалось обойти, а насущные питерские темы – обозначить.

Роман населен интересными персонажами, расцвечен выверенными филологическими изысками, это повествование с аккуратно вывязанным выпуклым сюжетом, многомерностью событийных пластов и … некой статичностью, граничащей с заведомым отсутствием душевного развития героев повествования.. Квота отпущенной мистики и приключенческого драйва не является никоим образом залогом возможной трансформации ни поведенческой линии, ни раз и навсегда определенного мировоззрения героев. Не просто определиться с жанром, утопия, альтернативная история, предвосхищение неминуемого разложения… Но это по-хорошему не важно.

Интересно будет прочесть новые произведения этого автора, окружившего себя тайной и пишущего под псевдонимом. Здесь необходима выдержка для того, чтобы, пользуясь фразой одного из персонажей, именно «шагнуть на следующую страницу, а не в комнату, битком набитую читателями».

Сравнивая «Щастье» с другими текстами, номинированными на соискание Нацбеста, — с теми, которые удалось прочесть, — полагаю, что книге можно дать 3 балла.

Загадочный автор Фигль-Мигль известен читателю в основном по журнальным публикациям как блистательный, изысканный, надменный, своеобразно чувствующий/мыслящий эссеист и рассказчик. Кажется, в качестве эссеиста, он был даже удостоен несколько лет назад премии городского журнала «Звезда». Но до сих пор, видимо, мы нюхали цветочки, поскольку «Щастье» — определенно лучшее из того, что на сегодняшний день являлось нам за этой странной подписью.

Картина такая: мир после катастрофы – новая версия. Обстоятельства жизни этой обретенной ойкумены, включающей в себя то, что осталось от Петербурга и его окрестностей, загадочны, нелепы и опасны. Читатель попадает как бы в пространство нового мифа, чудн о го, непривычного, замороченного, исполненного событий и поступков, причиной которых по большей части является не психология персонажей, а своеобразный рок – непредсказуемая воля автора. И это справедливо, потому что в мифе нет место психологии. Ход действия достаточно традиционен – персонажи совершают путешествие с целью обретения некоего предмета, способного счастливо переменить их жизнь. Грубо говоря: роман-дорога. Но дело не в сюжетной канве. Дело в языке, в органике письма, в выверенности интонации рассказчика – холодной, язвительной, безжалостной и точной. Кризис гуманизма, о котором неоднократно говорили петербургские фундаменталисты, похоже, глубоко прочувствован автором «Щастья» и явлен в типе сознания главного героя – возможно, лучшего представителя человеческой породы в наступившем постгуманистическом обществе. В романе нет положительных персонажей, и тем не менее холодное обаяние рассказчика, того самого главного героя, от чьего имени ведется повествование, помимо воли читателя завоевывает его, читателя, симпатию. И это несмотря на то, что Фигль-Мигль, соблюдая правила игры, в число которых входит и фантастический антураж, и заменяющий пресловутый психологизм авторский произвол, и общее расчеловечивание мира, читателя – в добрых традициях романтизма – порядком презирает. И в самом деле – а за что его любить-то? За то, что истина одна, но каждый норовит иметь собственное мнение? Да плевать на его, читателя, мнение. Тем более что на читателе порядочному писателю все равно не заработать. Итак, автор читателя презирает, а читатель схватил блесну и повелся. Это ли не победа разума над сарсапариллой?

Роман почти Гоголя – потому что едва ли не Гоголь-Моголя – Фигль-Мигля относится к литературе, восходящей корнями к бурлеску. Роман похож и на творчество жившей в начале прошлого века малоизвестной писательницы Хоуп Мирлиз, напоминает он также и «Третьего полицейского» Флэнна О’Брайена, и крышесносные истории Бориса Виана. Всех этих авторов объединяет поистине волшебная аура их произведений, действие которых происходит в совершенно других, непостижимых умом реальностях, так что не всегда понимаешь, как это сделано. В действительности же такие миры создаются путем выворачивания наизнанку мелких, незначительных особенностей реальности подлинной – именно в этом их отличие от иных миров, построенных как развернутый символ или метафора. Точно так же устроен и роман Фигль-Мигля: автор сначала переводит в абсурдный план мелкие бытовые детали, а потом продолжает их далее, разворачивая в свой собственный мир. Так появляются В.О. и П.С., джунгли и варвары, профсоюзы и авиаторы, анархисты и фарисеи.

Главный герой в этом мире – навроде психоаналитика. Обладая способностью выходить на «другую сторону» человеческой души, он оказывает эксклюзивную услугу: уничтожает призраки погибших людей, грозящие погубить нанесшего обиду, чаще – убившего их. Разноглазому – так зовут главного героя – приходится испытать чреду разочарований и извлечь из них ряд уроков. Забитый жалкий учителишка, получив наследство, отказывается выполнить договор. Влюбленная женщина проклинает героя, но, умирая, поручает душеприказчику избавить его от проклятия, — для того чтобы усмирить умершую, являющуюся к душеприказчику во сне, Разноглазому приходится изыскивать пути для снятия порчи. За деньги – это его работа – герой вынужден помогать как революционным анархистам, так и правительству – что ставит его в щекотливое положение. Доходит до того, что ему приходится спасать жандармов от призрака убитого ими революционера – а ведь тот когда-то был его другом. Ситуация непростого морального выбора напрямую подводит к выводу: карьера, и в том числе карьера экзорциста – это разновидность духовного пути, необходимость переступить через моральные принципы на котором – одно из испытаний.

Особенность довольно редкого жанра, в котором написан роман – в том, что в этом жанре легко скатиться в полнейший трэш, перегнуть палку, — и многочисленные приключения взбесившихся Колобков и былинных богатырей тому примером. Чем особенно удивляет «Щастье», так это тем, что, казалось бы, стоит отложить чтение, как тотчас же сюжет представляется полным бредом, — но нет: начав читать снова, от книги уже не оторваться. И только удивляться остается щекочаще-двойственному чувству: вот ведь и чушь, а как здорово написано!

Искусство сделать из полной чуши искусство – вот это действительно искусство. По этому случаю и проголосовать не жалко – 1 (одним) баллом.

Роман «Щастье» представляет собой весьма оригинальное соединение самых различных жанров: антиутопии, приключенческого романа, социального романа. Нам рисуется наше кошмарное будущее, наступившее вслед за постиндустриальной эпохой, вернувшее людей в состояние борьбы всех со всеми. В этой антиутопической реальности прослеживаются старые петербургские знаки, обретшие новые смыслы. Повествователь вводит нас в принципиально новый мир, организованный по новым законам, истоки которого очевидны в современности. Автор демонстрирует местами блестящее владение литературным языком, умение выхватить и вылепить мельчайшую деталь. Проблематика романа с ее столкновением различных идеологий также вызывает интерес. Среди недостатков романа, видимо, можно отметить некоторую вялость сюжетных линий и немного разочаровывающую развязку. Лично меня при крайне благоприятном впечатлении от всего текста почему-то раздражает само заглавие романа и псевдоним автора, которые являются частями общего замысла и не могут быть оставлены без внимания.