Ариф Алиев «Новая земля»
Не знаю, может, кто и любит чернуху, а мы нет. А то, что «Новая земля» это тупая чернуха, сомнений нет. Автор откровенно смакует сцены насилия, всячески утверждая, что нет для него на свете ничего слаще. Его рассказчик – убийца, его персонажи – убийцы, причем не просто какие-то бедолаги вроде Раскольникова, а законченные маньяки, — по сути и не люди, а монстры, для которых убийство умеет высшую ценность само по себе. Ничего человеческого в них нет, кроме страха смерти и вечных мук. Но и по поводу посмертного своего бытия они сладостно фантазируют, рассчитывая и в адском пекле найти применение своим способностям, — рассчитывая затмить тупых бесов в мастерстве мучителей. На их взгляд, у чертей слабовато с изобретательностью в способах причинения страданий душам грешников, а вот у нас, у настоящих маньяков, фантазия неистощима и мы-то уж там развернемся. Короче, читатель с головой погружается в реальность, где нет ничего кроме, насилия, насилия, насилия и насилия. Герой подвергается насилию, творит насилие и мечтает только о бесконечном насилии. И ничего с ним больше не происходит. Все попытки примитивного осмысления своего невежественного бытия сводятся ко все тому же утверждению насилия, как к единственной форме существования живой материи. Герой катарсически описывает бесконечные убийства одних уголовников другими такими же, восторгается канибализмом, и вообще всем, что связано с подавлением человека одного другим. Он громко поет величавую оду убийцам, выделяя их надо всем остальным человечеством, как высшую касту. Чем вдохновлен автор? Может, Де Садом? Возможно, однако, Де Сада называют философом просвещения, а Алием движется в противоположном направлении, то есть, от света к тьме, от знания к торжеству невежества и неверия. Следует заметить, что и писательским мастерством Алиев не блещет, — даже в бесконечном многообразии описаний насилия он однообразен, не умеет писать числитильные, не чувствует ритма прозы, не владеет навыками самой элементарной композиции текста. Это немудрено, учитывая, что его захватывает стихия садистических фантазий, которые совершенно вытесняют эстетическое и не позволяют ему что-либо вообще соображать, уподобляя его олигофрену, непрерывно пребывающему в эротических грезах. Текст вызывает брезгливость и желание отложить книжку и вымыть руки.