Сбросившиеся с парохода современности. О чем говорит лонг-лист «Нацбеста»
В начале февраля оргкомитет премии «Национальный бестселлер» обнародовал лонг-лист. За один миллион рублей будут бороться 47 претендентов – у «Нацбеста» традиционно самый представительный длинный список среди всех российских литературных наград. «Поребрик.Медиа» задался вопросами, кого там можно найти, о чем пишут все эти люди и каким предстает сегодняшний день в литературе.
При беглом осмотре списка сразу становится ясно: «Нацбест» верен себе. Много номинаторов – много и мнений, поэтому здесь можно встретить как не нуждающихся в представлении писателей, так и авторов рукописей; как тех, кто претендует на то, чтобы стать политическими лидерами (Захар Прилепин и его «Некоторые не попадут в ад»), так и тех, кто этих политиков ругает (Ольга Алленова и ее «Форпост. Беслан и его заложники»); как тех, кто пытается нарисовать галерею героев эпохи 1990-х – 2000-х годов (Сергей Беляк и книга «Адвокат дьяволов»), так и тех, кто от подобных галерей и вообще реальности пытается сбежать в чистое искусство (Александр Бренер и «Кан-кун»); как авторов чистого нон-фикшен (Тим Скоренко и «Изобретено в СССР», Артемий Троицкий и «Субкультура», Даниил Туровский и «Краткая история русских хакеров»), так и литературных мистификаторов (Л.Т. Райтс и «Случаи с англичанами всех мастей», Питер Моррис и «Тоталитарный роман»).
Развлекаться составлением подобных парочек (и не только) можно едва ли не бесконечно – это, правда, ни на шаг не приблизит нас к ответам на поставленные вопросы, потому что нужно признать, что цельной картинки нет и не будет.
Бессмысленными могли бы оказаться и намерения создать в литературе нечто, достойное звания новой «энциклопедии русской жизни», так как жизнь эта, в зависимости от места проживания и социально-экономического положения героя, больше не подводится под общий знаменатель; и попытки представить в прозе целое поколение, так как говорить стоит не об объединении людей временем рождения, а, в первую очередь, интересами; и попытки сформулировать, кем же является условный герой нашего времени, – так как классические категории, как бы ни были они милы воспитанному в советской и постсоветской школе сознанию, не натягиваются на новую, цифровую, реальность, в которой каждый сам себе герой, да еще и иногда с расстройством множественной личности. Выглядит все это, конечно, как очередное сбрасывание классики с парохода современности – но что уж тут, мы сами давно упали с этого парохода (вместе со своими 47 книгами), а он несется и не замечает, что вообще кого-то потерял.
Путь книги от замысла до воплощения неблизок, а уж тем более – путь от замысла до публикации. Большинство лонг-листеров знакомы с этой истиной не понаслышке. Например, «Адвокат дьяволов» Сергея Беляка уже выходил в 2014 году – но теперь, говорят, представлен на суд Большого жюри в сильно переработанном виде. Или «Алешины сны» Владимира Мироненко – Елена Одинокова пишет в рецензии, что уже имела честь видеть этот текст в рукописи несколько лет назад (читать не смогла: «Если верить словам Хайдеггера, что язык это дом бытия, то Мироненко, несомненно, живет в аду, притом значительно ближе к ядру Земли, чем Джойс, Мамлеев, Пелевин, Сорокин, Берроуз, Радов, Колядина, Шмараков и другие черти, то есть игроки в области изящной словесности»). Или, к примеру, роман Булата Ханова «Непостоянные величины» выходил в журнале «Дружба народов» в 2017 году, а книга, вот она, – появилась в 2019. А у Бориса Клетинича работа с говорящим названием «Мое частное бессмертие», как следует из ее аннотации, и вовсе создавалась два десятилетия. То есть выбирать приходится из текстов, которые описывают не вполне сегодняшнего человека – а хотя бы чуть-чуть, но вчерашнего. Так было и раньше, но сейчас, кажется, труд литератора все больше и больше начинает напоминать труд историка и антрополога.
Однако за последние несколько лет мы все же сделали несколько сильных гребков вперед – в ту сторону, куда стремительно несется пароход современности. Догнать его все равно не получится, но похвально само рвение. Лукавые вопросы «Почему же никто не пишет про современность?» наконец перестали оставаться без ответа. Нет, не то чтобы про современность не писали до этого – писали; недостатков в легких романчиках (сказать бы «дамских», но теперь это непозволительно) или бытовых зарисовках не было никогда. Но такого, чтобы в одном списке оказались и тексты про совсем недавний Донбасс (Прилепин), и про ничуть не более давнюю крымскую кампанию (Александр Христофоров, «Политическое животное»), и про Киев 2016 года (Александр Моцар, «Тыл»), и про Шиес (Шамиль Идиатуллин, «Бывшая Ленина»), и про дух протестов последних десяти лет (Дмитрий Захаров, «Средняя Эдда»), и про резко ставших модными хакеров (но тут чего удивляться, Даниил Туровский положил в основу книги собственные статьи на «Медузе»), и про не менее модных рэперов (Андрей Геласимов, «Чистый кайф»), и про как будто всегда находившийся в опале Беслан (Алленова) – вот такого не было. Было в зародыше, этаким анонсом – но чтобы с размахом, с оттягом – нет. И номинаторы обещают нам больше: «случай, когда автор изучает “сейчас” и сегодняшних нас» (Елена Кузнецова о «Сестромам» Евгении Некрасовой), «редкий для современной литературы пример текста о “здесь и сейчас”, который не ищет актуальности в новостных заголовках, а потому будет актуальным всегда» (Денис Банников об «Атмосфере возможного счастья» дебютанта Ильи Наумова).
При этом столь характерный для середины 2010-х годов интерес к прошлому не исчез. Действие одного из фаворитов длинного списка, романа «Уран» Ольги Погодиной-Кузминой, происходит в середине XX века в Эстонии; сюжет романа «Бансу» Ильи Бояшова относится к истории, случившейся в 1943 году; «Горлов тупик» Полины Дашковой – к временному промежутку с 1952 по 1977 год; примерно к тому же периоду – роман «Концертмейстер» Максима Замшева; новеллы о любви из «Тоталитарного романа» Питера Морриса обещают Италию Муссолини, гитлеровскую Германию и Испанию эпохи инквизиции; а повести Софии Синицкой из «Сияния “Жеможаха”» весьма историчны (Печорлаг и блокадный Ленинград), несмотря на свой легкий сюрреализм и сказочность.
Кстати, о фантастике: вот уж чего-чего, а этого в современных текстах предостаточно, несмотря на то что сама по себе фантастика все еще считается жанровым гетто. Говорим о так называемом «актуальном» романе, например, об Идиатуллине или Захарове – фантастика тут как тут. Говорим об условных «исторических» текстах, например, о Погодиной-Кузминой или Синицкой – и снова никак не обойтись без слов о фантастичности происходящего. Другой поворот этой темы – утопические и антиутопические мотивы. Еще одного фаворита списка, «Землю» Михаила Елизарова, успели окрестить «романом-предчувствием». В «Отто» Германа Канабеева правит бал «сверхчеловек, рожденный в 2017 году». Про альтернативную Вселенную и «Страшный Суд экстерном» – «Земля случайных чисел» Татьяны Замировской. Свою версию возможного будущего представляет Владислав Городецкий в рассказах сборника «Инверсия Господа Моего». Про постапокалипсис пишет классик ЖЖ Марта Кетро в романе «Чтобы сказать ему» (как пошутил обозреватель Егор Михайлов, этот роман стоило назвать «КЕТРО 2034»).
Вроде бы ничего нового – современность, история, фантастика; нон-фикшен, фикшен; реальные люди, вымышленные герои, сверхчеловек, маленький человек. А куда спешить с новизной, если все равно опоздаем? Вот никто никуда и не торопится, особенно учитывая рациональные причины под названиями «издательский цикл» и «премиальный процесс» (тоже собирающий лучшее спустя примерно год после издания). Зато постепенно заполняются лакуны истории, которые до сих пор литература либо игнорировала, либо покрывала недостаточными объемами.
Возможно, одним из способов преодолеть неумолимо увеличивающийся разрыв между современностью и текстами станет не попытка «успеть все», а альтернативный подход: сесть, посмотреть вслед уходящему пароходу и проанализировать оставленный им на воде след.
Или поднять голову к солнцу. Или – ну а вдруг это работающий способ! – опять посмотреть туда, откуда этот пароход пришел. Один из возможных вариантов в конце весны предложит победитель «Нацбеста».